— И от голода тоже.
— Колбасы не надо, — вдруг сказала она. — И тушенки. Я мясного не ем.
— Запрещают, что ли?
— Нельзя пожирать плоть себе подобных.
— Понятно, вера не позволяет. Из вегетарианского у меня только хлеб. Еще чай и сахар. Ты когда последний раз ела?
— Сегодня медуницу нашла. И еще у меня орехи есть, кедровые…
— Травоядная, значит?
— Плотоядие сокращает жизнь.
— Ты хочешь жить вечно? В таком виде?.. Да, здорово тебе мозги промыли!
Экстремалка положила кусок хлеба и обидчиво дернула головой:
— Если ничего не понимаешь — не говори! Я просто не ужилась в коллективе. То есть в общине… Почему меня не пускают к отрокам? Я уже год в общине, прошла имянаречение! Хочу рожать! А мне не дают!
— Этого я не знаю. — Рассохин растерянно пожал плечами. — Из-за характера, возможно… Поэтому и сбежала?
— Не сбежала. Я поехала искать пророчицу. Потому что все лгут! И я это чувствую. Найду и восстановлю справедливость и истину! А если встречу отрока огнепального толка, то обязательно совокуплюсь с ним и зачну.
— А не поздно тебе рожать? — спросил вполне серьезно и тут же пожалел об этом.
— Я уйду от тебя! — Она вскочила и ринулась с островка в разлив. — Ты тоже обманщик и смеешься надо мной!
Рассохин чуть замешкался и поймал за шиворот, когда блаженная забрела в воду по пояс. Накупался сам, но выволок женщину на берег, насильно привел к костру и еще извинился за некорректное поведение.
Похоже, это ей понравилось — настроение у блаженной менялось стремительно.
— Ты ешь, не обижайся. — Рассохин приставил чайник к огню. — Извини, но я старше тебя! Могу задавать всякие вопросы. И это ты пришла к моему костру, а не я к твоему.
— Я не пришла, меня прибило! Заклею лодку и поплыву дальше. Благодарствую за помощь.
— Кто же тебя отпустит? Поплывет она…
— Ты меня… не отпустишь? — вдруг заинтересованно спросила блаженная.
Он не услышал этого интереса и не узрел коварства — молча достал нож и двумя ударами рассек ее лодку пополам, остальное дорвал.
— Сама теперь не уйдешь.
— Ты хочешь, чтобы я осталась с тобой? — Она опять стала гримасничать. — Зачем?! Вот был бы ты отрок огнепального толка!..
— Ваши люди похитили человека на Красной Прорве, — жестко заявил он. — А второго распяли на жерди и оставили умирать. И при этом вы еще не едите мяса! Орешками питаетесь, травкой, птицы божии… Ты же с ними заодно? Если держишь клятвы?
Блаженная встрепенулась, и из мешанины ее слов стало ясно: она знает о похищенном Галицыне и распятом Скуратенко.
— Нет! Я ушла! Искать огнепальную пророчицу! А эти люди вторглись на нашу территорию. Здесь наши места силы. И они священны. А эти вторглись, осквернили — и были наказаны!
— Где сейчас человек, которого взяли на Красной Прорве? Куда увезли?
— Под сень Кедра. Яросвету сейчас хорошо, он прошел много кругов и сразу получил имя…
— Его теперь зовут Яросветом?
— Матерая нарекла.
— Почему ты решила, что ему хорошо? — спросил Рассохин, а сам подумал — уж не ее ли встретил Галицын и голову потерял?
— Яросвет сам говорил! Каждый день мы собираемся на круг. То есть под сенью кедров и обсуждаем свои чувства. Нужно обязательно рассказать обо всем, что ты днем думал, ощущал и как к кому относился. И никто не посмеет солгать.
— И сколько же вас собирается на круг?
Она спохватилась и буркнула:
— Ничего не скажу…
— Как хочешь. — Рассохин попытался зайти с другой стороны. — Но советую лучше мне все рассказать. Про свою компанию. Завтра сюда приедет милиция, уголовный розыск. Они церемониться не будут. Пойдешь за соучастие.
— Куда — пойду?
— В тюрьму!
Блаженная сделала загадочное лицо.
— Ты оставил меня возле себя… Значит, я нужна тебе?
— Оставил, чтоб узнать, где находится похищенный человек.
— Я тебе не интересна как женщина?
— Нет!
Окрепший голос вновь обратился в старушечий.
— Какая я несчастная… Почему не нравлюсь отрокам? Я же хорошенькая!
— Тебя как зовут? — Рассохин достал уголек из костра и прикурил.
— Зарница.
— Редкое имя… У нас в школе игра такая была.
— Я прошла имянаречение.
— На самом деле зарница… Кто же тебя так назвал? Наставник, учитель или как он у вас называется?
— Матерая. Возомнила себя пророчицей.
— А пророк у вас Сорокин?
Она глянула исподлобья и отвернулась.
— Не скажу.
— Ну как хочешь. Раньше-то как звали? В миру?
— Не помню. Я отреклась от мирского имени.
— Почему Матерая нарекла тебя Зарницей?
— Иная жизнь, иное имя. Теперь я отроковица.
Рассохин подскочил.
— Кто?!.
— Отроковица Зарница. А что?
— Очень уж знакомое — отроковица… А мужчины у вас отроки?
— У нас нет возраста. Мы всегда юные.
— Скажи-ка мне, отроковица. Пророчица ваша не из кержаков?
— Не знаю…
— Говорить не хочешь? Твое дело. Но подумай: сама еще молодая, симпатичная… Но выглядишь, как старуха. Ну какая же ты отроковица?.. Когда последний раз в зеркало смотрелась?
— Внешний вид не имеет значения! Это внешняя оболочка, как одежда. Важно, что у человека внутри!
— Внутри у человека кишки, — язвительно заметил он. — Органы пищеварения.
Блаженная хотела возразить, верно, сказать что-нибудь о душе, но обожгла босую ногу, отдернула и сморщилась. Ступни у нее были узкие, изящные, явно выпестованные в хорошей, дорогой обуви, а не в чоботах на деревянной подошве, которые сушились возле костра.